Проза - Проба пера - Русскоязычная диаспора в Сирии

В нашем алтайском посёлке около Лениногорска жили не только пленные немцы (об Рудольфе я уже рассказала).
Зимой 1944-1945 годов к нам привезли высланных с Кавказа чеченцев, и у меня появился ещё один друг, которого я помню всю жизнь.
На мой тогдашний взгляд, чеченец Хадэр был уже старым.
Внешность его была устрашающая: высокого роста, могучего телосложения, с орлиным носом, чёрной бородой и сверкающими глазами.

И.Атфе ЭВАКУАЦИЯ

Мы с мамой эвакуировались из Владикавказа (Северная Осетия) летом 1942 года, когда немцы устремили свои главные силы на Кавказ. Взять Владикавказ означало для них открыть дорогу на Баку, к нефти.
Мы уехали из города с последним эшелоном, в который попали благодаря папиному другу – инженеру: его завод отправляли в Казахстан.
Немцы уже в полутора километрах от города; отец был на фронте, мать и сёстры моей матери жили в Алма-Ате. Выбора у нас не было.

И.Атфе Я взрослею

Казалось бы, богатый фруктами город Алма-Ата вселял надежду, что здесь от голода никто не умрёт.
Но обилие фруктов не компенсировало недостаток хлеба.
Люди болели дизентерией, их одолевали поносы, были даже случаи холеры.
Зима 1942-1943 годов была голодной и холодной.
Мама поступила на физико-математический факультет педагогического института.
Просыпаясь ночью, я видела, как в слабом свете коптилки, а чаще – лучины, мама склоняется над книгами, готовится к занятиям.
Она твёрдо шла к цели: прокормить меня, бабушку, себя – в последнюю очередь.
Я, конечно, обзавелась подругами, мы во что-то играли, но помню, что моей мечтой было заиграться так, чтобы забыть о голоде.
Вообще, я была девочкой не по годам сознательной и не требовательной.
В 6 лет мне доверили каждый день ходить с нашей окраинной Дачной улицы в центр, на Пушкинскую, к тёте Оле за баночкой супа и чем-нибудь на второе для бабушки. Для меня эта еда не предназначалась, я это твёрдо помнила.
Медленно шла я по длинной Кировской, мимо дома артистов (в Алма-Ату был эвакуирован «Мосфильм»), по мосту через бурную горную Алма-Атинку, а
дальше - наш район: Дачная, Грушовая , Яблочная.
Только один раз я не удержалась: очень соблазнительна была жареная рыбка.
Я отщипывала от неё по кусочку, мне казалось, что осталось ещё очень много, но принесла я бабушке рыбий скелет.
Мне было очень стыдно, я так плакала, что меня простили.
К лету я сильно похудела, ослабла и меня смогли устроить в оздоровительный центр, где нам давали кашу и молоко.
Там я пережила сильное потрясение: нянечка наливала горячее молоко в стеклянную банку, банка лопнула и молоко оказалось на полу.
Этого я не выдержала, мне было жалко молоко, я горько плакала.

Летом меня отправили во Фрунзе (Бишкек), к другой маминой сестре, которая получала продукты – паёк мужа с фронта.
Там я увидела тушёнку, яичный порошок. Но мой организм долго не принимал такой еды. Потом всё наладилось, я стала похожей на человека.
У тёти была дочь Аня. Мне было 6 лет, ей – 3 года. Я чувствовала себя взрослой.
Меня определили в группу на детской площадке. Там нас развивали каждый день до обеда, иногда даже водили в кино, потом давали сладкую булочку и отправляли домой.
Ни разу я эту булочку не съела – приносила Ане.
Ведь я была большая, а она маленькая.

А.Казанский Алма-Атинцы, чьё детство прошло в этом городе

А.Казанский

Алма-Атинцы, чьё детство прошло в этом городе, так в шутку переиначили текст известной песни:
«Иду по Винодельческой,
Зайду на Многоводную,
И на Подгорной улице
Я постою в тени...
Вишневая, Грушовая,
Садовая и Дачная -
Как будто в детство давнее
Вы дали мне ключи».
Район Алма-Аты, где существуют улицы с фруктовыми названиями, горожане называют КОМПОТ.
....Спортивное детство в КОМПОТЕ 50-х годов...
.... Не только спорт занимал нас. Слава Богу, не было тогда еще телевизора - этого пожирателя времени, зато были всеми любимые народные игры.
С утра до ночи мы были готовы играть во что угодно.
Сейчас люди совсем другие, дети либо к компьютерам прилипают, либо им вовсе не до детских игр....
Плодово-ягодный район Алма-Аты, за Пугасовым мостом через речку Малая Алмаатинка все очень любили, особенно спортсмены, учёные и писатели. Речка эта летом обычно мелеет, а весной бурлит, как и все горные речушки Заилийского Алатау. Тишина, птички поют, ягоды да фрукты, пожалуйста – срывай и не поленись, до рта донеси. Весной конечно, в Алма-Ате просто рай земной, всё цветет, а зелень ярко-зелена. Тут же, вблизи Пугасова моста на улице Грушовой растёт могучий дуб в три обхвата, возрастом в три века, не менее. Около него-то и находилась наша любимая Детская библиотека имени Крылова (бывший дом купца Пугасова) и знаменитая Алма-Атинская Полянка, где мы затевали разные игры.
Да-аа, игры... Какие были игры! Помню и "Казаки и разбойники", и
"В кандалы закованы", и "А мы просо сеяли, сеяли...". Что такое просо, как его вытоптать конями мы, конечно же, не задумывались тогда, просто ритуально пели, вернее, кричали что-то. Однако, не эти игры остались ярким воспоминанием, а исконно среднеазиатские: асыки, алче, таган, круг и дорчке (слова -то какие!).
Вижу: на алматинских улицах мальчишки иногда еще играют в асыки. Это чисто весенняя игра.
Что такое асык, сейчас не все знают. Поясню, хотя и сам не очень в ладах с анатомией. Есть такой "подшипник" в коленном суставе у баранов и овец. Желательно все же, у первых брать его. Тогда можно сделать хорошую саку. У русских есть подобная игра. Называется бабки. Так вот, сака у нас, это как бита в бабках. Когда у тебя хорошая сака, то шансы на выигрыш резко возрастают, так как в неё больше свинца можно залить. Знаю, что раньше ханским и султанским детям их даже золотом (казахск.- алтын) заливали. Есть в Казахском театре драмы спектакль, который так и называется - "Алтын Сака".
А саки красились в разные цвета; в зависимости от размера и цвета они имели свои имена и разную цену. Самые дешёвые маленькие "простушки" никогда не красили.

Вспоминалка. Наталья Каресли

Моя маленькая страна - Дамаск .Автор VIVA

Возвращаюсь с дружеских посиделок. Ночь. Кольцевая. Справа огни города, зеленые огни мечетей, огни фонарей. Слева притихшие темные плантации кактусов. При свете дня в совокупности с желто-зеленым напоминает картины Винсента Ван Гога. Про себя называю "моя маленькая Страна - Дамаск". Из приоткрытого окна машины тянется широкая лента ночной прохлады. Лента ласкает платок, которым прикрыта шея и чуть задевает щеку. Я устала, я почти разобрана на малюсенькие детальки. Мой мобильный ободряюще улыбнулся и разразился трелью. Я подмигиваю мобильному и отключаю его. Смотрю на небо. Не отличить от речной воды, но она не отражает многочисленные огни города. Слева заглядывает луна. Сегодня она равнодушно-унылая. Видимо, надоели ей все эти предсказания и гадания . Да и астрологи в последнее время изрядно врут, списывая все на лунное затмение. Где-то я читала, что небо - отражение человеческих мыслей. Это дамасское небо похоже на первичную похлебку мироздания. И в ней, как в огромной кастрюле, плавают отдельные судьбы. Вот кто-то запускает в котел проворную смуглую руку и достает горсть жизней. Все просто. Все сложно.
Сегодня на девичнике разговор шел о совместной жизни. Меня в дрожь бросает от мысли, что все когда-нибудь кончается. И что за повседневной суетой мы со временем просто не различаем тех людей, которых когда-то любили, становясь равнодушными. Я подумала, что Адаму с Евой было проще, ведь их было только двое в этом мире. Потом вспомнила про Ирину. Потом снова подумала про котел мироздания. Меня рука вытащила вместе с этими людьми, и я рада, что они есть рядом. А если бы случились другие люди, что тогда? Тогда было бы иное небо, не дамасское. А пока по этому безоблачному небу разбросаны миллиарды звезд, будто кто-то мешает зелье жизни, чтобы снова рукой зачерпнуть из него немного судеб. Я снова думаю об окончании всех дорог, о привычках, о лунном равнодушии и самом первом, еще райском, чувстве. А маленькая Страна – Дамаск продолжает спать под разноцветным одеялом снов, чтобы завтра отражать свои мысли в высоком, голубом и безоблачном небе.